Если поиск по этим параметрам ничего не даст, она попробует расширить его область.
Заложив за ухо выбившуюся прядку волос, Карен атаковала клавиатуру. Подобно опытному рыбаку, для начала она намеревалась забросить блесну туда, где можно было рассчитывать на самый большой улов, в ее случае выражавшийся в сухих строчках официальных документов: свидетельства о рождении и смерти, о владении недвижимостью и земельными участками, данные о привлечении к уголовной ответственности…
Следующие три часа пролетели незаметно. Люди приходили и уходили, чернильная темнота за окнами сменилась видом роскошного звездного неба, пока наконец желудок не дал о себе знать назойливым урчанием. Карен спустилась в столовую и взяла готовый сэндвич с индейкой, который и проглотила в два приема, почти не жуя. Время от времени она поглядывала на экран сотового телефона, надеясь, что из клиники поступят обнадеживающие известия о самочувствии Джонатана.
Но ее коммуникатор, подобно уголовнику, которому грозил смертный приговор, хранил упорное молчание.
Карен вернулась в библиотеку и еще раз просмотрела свои записи. Итак, она установила дату и место рождения Нелли Ирвин: 16 февраля 1947 года, улица Рутланд-роуд в Бруклине. Судимостей и уголовного прошлого она не имела, зато работала в двух местах сразу, с 1964 по 1967 годы, и даже проработала одну неделю следующего, 1968 года.
Карен сделала попытку найти номер карточки ее социального страхования, чтобы даже в том случае, если Нелли вышла замуж, проследить ее дальнейшую судьбу. Увы, все усилия оказались тщетными, отсутствовали даже сведения о заполнении налоговой Декларации. Она расширила зону поиска, включив в нее всю территорию Соединенных Штатов, и принялась ждать, пока компьютер обработает запрос и выдаст результаты.
Карен уже потянулась к сотовому телефону, намереваясь позвонить в клинику, как вдруг он завибрировал, показывая, что пришло текстовое сообщение.
Джонатан…
Карен сорвала коммуникатор с пояса и испуганным взглядом уставилась на дисплей. Нет, сообщение пришло не из больницы. Номер округа Колумбии. Штаб-квартира. Тим Медоуз.
Вечером дорога от Квантико до Гуверовского здания заняла сорок пять минут, и Карен прибыла туда без пятнадцати десять. Ее фамилия оказалась в списке гостей, и охранник полиции ФБР, стоявший на въезде в подземный гараж, пропустил ее внутрь. Поставив машину на стоянку, Карен поднялась на лифте в лабораторию, где стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь звучали ем электроакустической арфы Андреаса Фолленвейдера, наигрывавшей что-то из мелодий «Нового века». Карен двинулась на звуки музыки и вошла в комнату в задней части лаборатории, освещенную тусклым светом флуоресцентных ламп на потолке. Перед плоским монитором с диагональю в двадцать четыре дюйма сидел Тим Медоуз и лениво двигал «мышью», обрабатывая изображение.
– Не смотри, не смотри! – закричал он, услышав, что Карен вошла в помещение.
– Ты подготовил мне сюрприз?
– Хотелось бы думать, – откликнулся он.
Карен обвела взглядом комнату, в которой была всего один раз, три года назад. С тех пор здесь появилось новое оборудование, но помещение по-прежнему оставалось тем, чем было и раньше, – мечтой любого компьютерщика. Металлические стеллажи, уставленные электронными устройствами, высились от пола до потолка, создавая впечатление суперсовременного книгохранилища. Вверх и вниз по полкам змеились провода и кабели, исчезая в одном приборе только для того, чтобы вновь вынырнуть из другого. Рядом с огромными телевизионными экранами стояли катушечные магнитофонные деки, видеомагнитофоны, проигрыватели компакт-дисков и устройства для их записи. Стопки видеокассет и прозрачные коробочки компакт-дисков с наклеенными номерами дел и датами грудой лежали на столе с пластиковой белой крышкой, который казался случайным зрителем, окруженным с трех сторон сценой, заставленной цифровыми и аналоговыми устройствами – исполнителями, взявшими паузу в исполнении очередной криминальной драмы.
Карен остановилась футах в десяти позади Медоуза, который выгнулся дугой, пытаясь загородить от нее экран компьютера. Взгляд ее остановился на светодиодных часах, висевших над головой Медоуза. Они показывали 10:40 вечера, но сна у Карен не было, что называется, ни в одном глазу, как будто она только что приняла контрастный душ.
– Я благодарна тебе, Тим, за то, что ты делаешь это для меня.
Я перед тобой в долгу.
– Ага, еще бы! Как насчет ужина в «МакКормик и Шимик»?
– Похоже, ты вознамерился произвести основательное кровопускание моему кошельку. Что, фотография вышла настолько удачной?
– Так точно, мэм! – Он щелкнул еще парочкой клавиш и сказал: – Ну ладно, иди сюда.
На экране светился снимок, который Карен отправила Медоузу по почте. При виде его – при виде Эммы – что-то болезненно сжалось у нее в груди. Ее захлестнули эмоции: сочувствие, симпатия, гнев, отчаяние, любовь… И ощущение глубокой пропасти между ними.
– Значит, так. Это оригинал. Учти, ты не дала мне никаких начальных параметров. Я имею в виду год, когда была сделана эта фотография, так что пришлось изрядно повозиться.
– Приношу свои извинения.
– Нет проблем. Считай, что ты подогрела мой интерес. Как насчет печеных раскрытых устриц с лимонным соусом?
– А как насчет того, что мне надо еще сына одевать и кормить?
Медоуз подмигнул Карен.
– Но они о-о-очень вкусные.
– Откуда ты знаешь?
– Читал в газете. – Он кивнул на экран и увеличил фотографию. – с помощью химического анализа состава бумаги и по виду автомобильного бампера на заднем плане я прикинул, что снимок был сделан году этак в пятьдесят девятом или шестидесятом.