Они поднялись в небольшую комнатку на втором этаже.
– Давай угадаю. Это твоя комната.
В дальнем конце комнаты, стены которой были оклеены желтыми обоями с розовой искрой, возвышался огромный шкаф со стеклянными дверцами.
– Вот это да! – сказал Робби, глядя на ряды кукол за стеклом. – Ты коллекционер.
– До сих пор помню, где и когда мне досталась каждая из них.
Карен подошла к шкафу и обвела игрушечные фигурки взглядом: высокие и крошечные, фарфоровые и пластмассовые, они изображали представительниц самых разных этнических групп и национальностей.
– Когда-то я надеялась, что подарю их своей дочери.
– Вот только вместо дочери у тебя родился сын.
По губам Карен скользнула легкая улыбка.
– Не думаю, что Джонатан оценил бы мой подарок.
Робби рассмеялся.
– Думаю, ты права.
Карен открыла стеклянную дверцу шкафчика и достала с верхней полки свернутый в трубочку плакат.
– Подумать только, он еще здесь, – прошептала она. Сняв резиновое кольцо, Карен развернула пожелтевшую от времени бумагу. – Ни за что не угадаешь, кто был предметом моего обожания в юности.
Робби всмотрелся в лицо, улыбающееся ему с плаката.
– Что-то очень знакомое, но не могу вспомнить, как его звали.
– Шон Кэссиди. Все девчонки, которых я знала, сходили по нему с ума. – По выражению лица Робби Карен поняла, что это имя ему ничего не говорит. – «Мальчишки Харди».
– Ах да.
Карен отпустила плакат, и он тут же свернулся в трубочку. Робби кивком указал на белый комод с золотистой отделкой.
– В ящиках осталось что-нибудь интересное?
– Сомневаюсь. – Она выдвинула верхний ящик и заглянул в него. – Хм… Должно быть, мама сложила сюда все это.
Карен вынула коробку, внутри которой оказался альбом с фотографиями. Они присели на кровать и принялись перелистывать страницы.
– Не помню, чтобы когда-нибудь видела его.
– Кто эти люди?
– Не имею ни малейшего представления. Друзья и родственники, скорее всего.
Зубчатые краешки черно-белых фотоснимков были вставлены в прорези на плотной бумаге. Карен перевернула страницу и ткнула пальцем в очередную фотографию.
– Ага. Вот тетя Фэй с моим отцом. А я, скорее всего, вот эта кроха у него на коленях.
Робби наклонился над альбомом, чтобы получше разглядеть снимок.
– А ты была симпатичной малышкой. Сколько тебе здесь, годик или полтора?
Карен кивнула.
– Что-то около года. – Она перевернула следующую страницу. – А вот снова мама.
– Она была настоящей красавицей, – заметил Робби, рассматривая фотографию. – А кто это рядом с ней?
– Не знаю. Хотя… она очень похожа на маму, ты не находишь? – Карен осторожно вынула фотографию и перевернула ее. На обороте ручкой было написано «Я и Нелли».
– Очевидно, – сказал Робби, – это и есть Нелли.
Карен шутливо толкнула его плечом.
– Полагаю, именно поэтому вы и называетесь детективом, детектив Эрнандес.
– Твоя комната осталась такой же, какой была, когда ты ушла отсюда. – В дверях, зябко кутаясь в теплую вязаную шаль, стояла Эмма.
– Если не считать вот этого, – заметила Карен, указывая на альбом. – Я нашла его в ящике своего комода.
Эмма улыбнулась.
– Сто лет его не видела. Я уже и забыла, куда его положила.
– Кто эти люди? – Карен раскрыла альбом на первой странице и протянула его Эмме.
– Это дядя Чарли, мой дядя Чарли, со своим отцом Натом. Нат родом из Ирландии. Нат О'Тул. У половины родственников с его стороны были рыжие волосы. Вероятно, от него ты и унаследовала свои. – Эмма показала на другую фотографию. – А это Мэри Эллен, наша соседка. Она жила рядом с нами в Бруклине, до того как дедушка с бабушкой перевезли нас сюда.
Где-то вдалеке засвистел чайник.
– Кто-нибудь из вас хочет чаю?
Робби кивнул.
– Конечно, с удовольствием.
– Тогда я пойду приготовлю.
Эмма вернула альбом Карен и вышла в коридор.
– Она очень милая и добрая, – заметил Робби.
– Она была хорошей матерью. – Карен рассматривала фотографию, которую так и не выпустила из рук. – Когда она полностью потеряет память, то унесет с собой большую часть нашей семейной истории.
– У меня есть приятель, следователь. Он работает в Полицейском управлении Вены вот уже пятнадцать лет, и у него есть программное обеспечение, которое может составить фамильное древо. Он возится с ним каждый день, и ему удалось проследить свои корни вплоть до американских индейцев, ранее обитавших в Вирджинии. Очень круто, должен сказать. Может, и тебе стоит попробовать, пока не стало слишком поздно?
– Мне почти ничего не известно о нашей семье. Было бы неплохо собрать хоть какие-то крохи информации. – Карен вдруг осознала, что чайник по-прежнему свистит не умолкая. Она взглянула на Робби. – Мама уже должна была разлить чай по чашкам, как ты полагаешь?
Спустившись вниз, они застали Эмму в гостиной. Она сидела на самом краешке мягкого кресла, глядя прямо перед собой в мертвый экран телевизора.
– Я выключу чайник, – сказал Робби, перекрикивая пронзительный свист.
– Мама, – прошептала Карен, опускаясь на колени рядом с Эммой. – Мама, что ты тут делаешь? Ты же пошла налить нам чаю.
Лицо Эммы вдруг стало жестким, словно вырубленным из камня.
– Ты все время кричишь на меня! Почему ты не можешь оставить меня в покое?
– Мам, я не кричу на тебя. – При этом Карен понимала, что взывать к разуму человека, пораженного болезнью Альцгеймера бесполезно. – Прости меня, – сказала она. – Я больше не буду кричать на тебя.