Седьмая жертва - Страница 35

• Предыдущая
• 35 / 167
• Следующая

35

– Я могу войти?

Дикон толкнул проволочную сетку на двери, едва не задев Карен по лицу, повернулся и зашагал в темноту. В гостиной стояла мебель, приобретенная на дешевой распродаже. Это была та же самая коллекция кресел и диванов, которую в свое время хотела выбросить еще Карен – от нее отказалась даже «Армия Спасения» и еще парочка благотворительных фондов, – но, оставшись без работы, Дикон не пожелал тратиться на новую обстановку. «Меня эта мебель вполне устраивает», – заявил он тогда, как будто был единственным обитателем дома.

Карен сразу же заметила обложки журналов «Пентхаус» и «Джагс», разбросанных по кофейному столику, и вздрогнула при мысли о том, что Джонатан видит их регулярно. Пожалуй, ей придется упомянуть об этом в суде, если до него дойдет дело, чтобы нарисовать картину домашнего «уюта», который готов был предложить сыну Дикон.

Ее бывший супруг наклонился к телевизору и выключил его.

– Итак?

– Джонатану здесь не нравится, Дикон. Насколько я могу судить, у тебя его присутствие тоже не вызывает положительных эмоций.

– Не смей говорить от моего имени. Он – мой мальчик, а мужчине нужен сын. Точно так же, как ребенку нужен отец.

В обычных обстоятельствах Карен согласилась бы с такими доводами. Но поскольку Дикон был отцом…

– Так что если это все, ради чего ты пришла, давай на этом и закончим.

Однако Карен не любила, когда ей указывали, что она должна делать и как себя вести. Кроме того, хамская беспечность Дикона изрядно раздражала ее. Сердце учащенно забилось, и она почувствовала, как в душе у нее поднимается гнев. Нет, не просто гнев. Ненависть. Куда подевался мужчина, которого она любила много лет тому назад?

– Я пришла предложить тебе кое-что, – сказала она. – За Джонатана. Предоставь мне полную опеку над ним, и я откажусь от своих прав на дом.

Дикон подошел к ней вплотную и остановился, так что лицо его оказалось в трех дюймах от ее собственного. Стандартная тактика устрашения, применяемая во время допросов, как раз и состояла в том, чтобы вторгнуться в личное жизненное пространство подозреваемого. Ее искусство преподал Карен ветеран полицейского управления Нью-Йорка. Однако для Дикона подобное поведение было естественным.

Но Карен не собиралась отступать. Она знала правила игры, потому осталась на месте, глядя в темные глаза бывшего мужа и задыхаясь от зловонного перегара, исходившего от него.

Он упер руки в бока и взглянул на нее сверху вниз.

– Смотрю, у тебя хватило наглости явиться сюда и предложить мне отступные за моего же сына.

– Ему здесь не нравится, Дикон. Если ты действительно желаешь ему добра, соглашайся с моим предложением. Я получаю полную опеку, а дом остается в твоем распоряжении. Без всяких условий.

Дикон стиснул зубы.

– Мне кажется, ты не расслышала, Карен. Мой ответ «нет».

– Да зачем он тебе здесь нужен, если ты только и делаешь, что оскорбляешь и унижаешь его?

– Ага, это он, значит, так говорит? – Дикон тряхнул головой. – Чертовы детки! Никто из них не способен сказать правду. Это похоже на болезнь.

– Я верю ему, Дикон. У Джонатана нет причин лгать мне.

– Нет, мисс Идеальная Мамаша!

– Если ты не согласишься на мое предложение, я снова подам иск, и пусть уже судья решает, как нам быть.

Лицо Дикона скривилось в злобной ухмылке.

– Сука! Только попробуй, и ты пожалеешь об этом.

Карен презрительно фыркнула и откинула голову.

– Больше я не реагирую на твои угрозы, Дикон. Ты ничего не можешь мне сделать.

Не успела Карен произнести эти слова, как почувствовала, как что-то зацепило ее правую лодыжку, а потом правая рука Дикона грубо толкнула ее в грудь. Нападение было таким внезапным и быстрым, что она не успела среагировать, а мгновением позже ее голова с глухим стуком ударилась о деревянный пол. Мир взорвался ослепительной вспышкой боли.

…пятнадцатая

Вздрогнув, я испуганно вскакиваю на кровати и понимаю, что заснул в своей комнате. Проклятье! Он идет. Я слышу, как скрипят половицы под его шагами. Тяжелыми шагами.

...

…Перед тем как уснуть, я видел, как он привел себе шлюху. Я знаю ее, она уже бывала здесь раньше. Я вижу ее глаза, то, как она смотрит на него. Это подлые глаза и злой, неприятный взгляд.

Дверь распахивается, и на пороге стоит мой отец. Ворот его комбинезона расстегнут, лямки свисают по бокам.

– Там кто-то был.

Он ухмыляется.

– Она – настоящая сука, но я избавился от нее.

– Она мне не нравится.

– Ха, знаешь, ты тоже ей не понравился. Она сказала, что ты – плохой мальчик. Если помнишь, точно так же называла тебя и твоя мамочка.

Мать. Она понятия не имела, что это такое – быть матерью. Да и откуда ей знать об этом? Она была патентованной сукой, совсем как те, которых он приводит домой.

– Вот что я тебе скажу. Этим сукам палец в рот не клади, откусят и не поморщатся. Они считают тебя мусором. Вонючим, гнилым мусором. Шлюхи всегда говорят о тебе всякие гадости. Они называют тебя уродом, но при этом считают, что тебе крупно повезло, раз у тебя есть такой отец, как я, который заботится о тебе.

Везение – не то слово, которое я употребляю применительно к своей жизни.

Он подходит к моей кровати, и я с замиранием сердца жду, что вот сейчас ремень со свистом вопьется в мое тело. я отодвигаюсь от него и жду…

– Это твоя шлюха мать виновата в том, что ты такой урод. Это она сделала тебя таким.

Я медленно приподнимаю голову, все еще ожидая, что прикосновение ремня обожжет мою кожу. Но тут я замечаю, что ремня на нем сегодня нет.